Неточные совпадения
Византийское, теократическое царство было тем же соблазном языческого царства этого
мира, которое господствует везде, где
мир не
сливается с Богом.
Тогда за каждым кустом, за каждым деревом как будто еще кто-то жил, для нас таинственный и неведомый; сказочный
мир сливался с действительным; и, когда, бывало, в глубоких долинах густел вечерний пар и седыми извилистыми космами цеплялся за кустарник, лепившийся по каменистым ребрам нашего большого оврага, мы
с Наташей, на берегу, держась за руки,
с боязливым любопытством заглядывали вглубь и ждали, что вот-вот выйдет кто-нибудь к нам или откликнется из тумана
с овражьего дна и нянины сказки окажутся настоящей, законной правдой.
Впрочем, существенно вы одно запомните, что ни линии, ни точки в вещественном
мире нет; первая есть четвероугольник, а вторая все-таки круг, многоугольник, и он в чистом виде существует только в нашем уме; это — прирожденное нам понятие из
мира духовного, и Сен-Мартен главным образом хочет показать в этих цифрах, как невещественные точка и линия
сливаются с вещественными треугольником и кругом, хотя то и другие никогда не утрачивают своих различий.
Намереваясь без сопротивления переносить все направленные на нас нападения, мы, между тем,
с своей стороны, намерены не переставая нападать на зло
мира, где бы оно ни было, вверху или внизу, в области политической, административной или религиозной, стремясь всеми возможными для нас средствами к осуществлению того, чтобы царства земные
слились в одно царство господа нашего Иисуса Христа.
Люди суетливого, рвущего день на клочки
мира стояли, ворочая глазами, она же по-прежнему сидела на чемоданах, окруженная незримой защитой, какую дает чувство собственного достоинства, если оно врожденное и так
слилось с нами, что сам человек не замечает его, подобно дыханию.
Голова у него была похожа на яйцо и уродливо велика. Высокий лоб, изрезанный морщинами,
сливался с лысиной, и казалось, что у этого человека два лица — одно проницательное и умное,
с длинным хрящеватым носом, всем видимое, а над ним — другое, без глаз,
с одними только морщинами, но за ними Маякин как бы прятал и глаза и губы, — прятал до времени, а когда оно наступит, Маякин посмотрит на
мир иными глазами, улыбнется иной улыбкой.
И чувство безутешной скорби готово было овладеть ими. Но казалось им, кто-то смотрит
с высоты неба, из синевы, оттуда, где звезды, видит всё, что происходит в Уклееве, сторожит. И как ни велико зло, всё же ночь тиха и прекрасна, и всё же в божьем
мире правда есть и будет, такая же тихая и прекрасная, и всё на земле только ждет, чтобы
слиться с правдой, как лунный свет
сливается с ночью.
Но не ему
слиться душою
с каким-нибудь великим делом, не ему позабыть весь
мир для любимой мысли, не ему воспламениться ею и сражаться за нее, как за свою радость, свою жизнь, за свое счастье…
Правда, эта последняя ступень, установляющая иерархическое соотношение Творца, Софии и
мира, далеко не достаточно проявлена в ранних и средних диалогах Платона, где может скорее получиться такое впечатление, что
мир идей, София, и есть самое высшее начало
мира, почти
сливается с Божеством.
Ввиду того что идея творения
мира у него, строго говоря, отсутствует, ибо
сливается с самотворением Бога, то и ничто, из которого творится или, вернее, «вырождается»
мир, есть само божественное Ничто.
Замечательно, что, как только притупляется специфическое чувство тварности, или созданности из ничего, и тем самым
мир сливается с Абсолютным, становясь его модусом или ипостасью, — он одновременно делается призрачным, лишается самобытности, и пантеизм (или космотеизм) наказуется акосмизмом.
В изумлении поглядели бы на плачущего на Алешу Наташа Ростова или дядя Ерошка. Как чужды, непонятны были бы им его клятвы любить во веки веков землю и жизнь! Душа целостно и радостно
сливается с жизнью
мира, — какие же тут возможны клятвы, для чего они? Не станет ребенок клясться перед собою в любви к матери. Но
с исступлением Алеши будет клясться пасынок в любви к прекрасной мачехе,
с ужасом чувствуя, что нет у него в душе этой любви.
До глубочайших своих глубин преобразился
мир, — чудесно оживотворенный, весь насквозь пронизанный светом. Свет земной
сливается со светом небесным, «тайна земная соприкасается
с тайною звездной», — та земная тайна, которая всегда так мучительно чужда была душе Достоевского.
Настоящее
сливается с будущим. Жизнь человечества — это не темная яма, из которой оно выберется в отдаленном будущем. Это — светлая, солнечная дорога, поднимающаяся все выше и выше к источнику жизни, света и целостного общения
с миром.
И в человеческом восторге
сливается душа
с единою первосущностью
мира и из глубочайших глубин своих запевает «трагический гимн богу, у которого радость».
Душа тесно
сливается с радостною жизнью
мира.